upd: Со второй серии сериал стал интересным. Буду смотреть. Есть перевод на/в Кинозале.
Если бы не Межер, я бы эту хню смотреть не стала. Межера там чуть-чуть; кажется, он только в трех сериях будет. Но, Чарли хорош, даже с усами. Пару секунд общей сцены с ним и с Митчелл - химия уже зашкаливает Несколько капсов : читать дальше
Повосхищалась я МакЭвоем и вернулась к Межеру. wikipicky.com/actor/charles-mesure-wiki-bio-mar... - здесь пишут о том, что он единственный ребенок у родителей, со стороны отца у него есть еврейские корни (наши люди в Голливуде), а со стороны матери - латиноамериканские. Еще подозревают, что он гей, но не потому, что его видели в мужчинами, а потому, что нет информации о его личной жизни. И еще, сегодня выходит первая серия Dead of Summer, где он играет вместе с Элизабет Митчелл.Надеюсь, у них хоть будут общие сцены.
Есть такой израильский комедийный сериал восьмидесятых - "Родные и близкие". На ютубе он почти весь, есть даже с русскими сабами. Субтитры не передают весь юмор, там много каламбуров, которые трудно хорошо перевести на русский, но что есть, то есть. Сюжет - в один многоквартирный дом переехали три семьи родственников: брат с сестрой со своими семьями и их тетя, живущая этажем ниже. Израильские реалии восьмидесятых на фоне семейных разборок.
Интересно, как разрулят "Гримм"? Капитан опять мутный, это здорово. Когда Кэп хороший - это скучно. Джульетта все еще бесит. Все это "сопротивление" тоже раздражает. С Ву явный перебор. Ну травили его уже печеньками, сколько можно. Серия понравилась,жду продолжения.
читать дальшеТесто: Разрыхлитель для теста - 1 пакетик. Мука грубого помола - 500 гр. Сахарная пудра - 120 гр. Масло сливочное (либо мягкое, комнатной температуры, либо холодное, натертое на терке) - 200 гр. Растительное масло без запаха - 80 мл. Сок апельсиновый - 160 мл. Цедра одного апельсина ( можно заменить цедрой лимона). Ваниль или любой другой ароматизатор по вкусу.
Начинка: На ваш вкус - шоколадная паста, финиковая паста, вареная сгущенка. Выпекать при температуре 180 градусов 20-25 минут.
Смешиваем все ингредиенты, готовое тесто заворачиваем в пленку/в пакет и в морозилку на полчаса.
Присыпаем стол/доску мукой, еще раз месим наше холодное тесто , чтобы не крошилось.Раскатываем не тонко. Вырезаем кружочки, кладем на них начинку, если кружочек прилип, поддеваем его лопаточкой. Сворачиваем ушки как на фото. После выпекания остудить и присыпать сахарной пудрой.
Ева/Джульетта сильно подставила Кэпа. Это надо было такое сказать : "Со мной такое в первый раз"?! Да у Кэпа стоял, стоит и стоять будет! И еще нестыковка - Ева вся такая робот, а в теле Кэпа проявляет эмоции.
текст рассылкиВ это же время, но в другую эпоху и в другом месте... Объяснение, почему такое возможно – «в это же время, но в другую эпоху» – оставим на потом. Движение в пространстве и времени не всегда происходит линейно, то есть, в пределах видимости и понимания. И если что-то лежит за пределами нашего понимания, то это вовсе не значит, что такого не может быть. Для того чтобы переместиться из той точки пространства и времени, где мы оставили жрицу Итфат, в новое место действа, наблюдателю потребовалось бы совершить довольно замысловатое путешествие. Представьте, вы улетаете в небо, фигурка Итфат на песке превращается в точку, земля удаляется и становится все больше похожа на географическую карту, а вас уносит все выше, и вот уже голубизна неба сменяется чернотой космоса. Теперь вы летите в черной пустоте, но вокруг не темно, потому что звезды, и Земля еще видна как удаляющийся голубой шарик. Но вскоре и Земля превращается в точку, отчего движение перестает быть вообще заметным. На какое-то мгновенье вы зависаете в этом положении, когда кругом звезды в черноте, и ничего кроме звезд. Затем одна звезда вдруг разворачивается в трубу, вас затягивает в светящийся тоннель и несет через него, бесконечно долго, но неимоверно стремительно. Наконец, скорость замедляется, вас выталкивает из трубы, и вы опять зависаете в черном пространстве со звездами. Одна из них начинает увеличиваться, и вы понимаете, что не висите, а движетесь. И вот уже звезда превращается в шарик, который постепенно разрастается перед вами в голубую планету – это снова Земля, но в другой эпохе. Вы входите в атмосферу, чернота вокруг сменяется голубизной, вы тонете в облаках, какое-то время плывете в сером тумане, а затем снова погружаетесь во тьму, потому что солнце уже зашло. Внизу огни ночного города, и вы планируете вниз, все ближе к огням. Пролетаете автострады с движущимися машинами, площади с гуляющими людьми, реки, мосты, светящиеся кварталы, дома, и наконец, влетаете в какое-то окно. Теперь можно спокойно сказать, что в это же время, но в другую эпоху и в другом месте, а именно, в одном театре, шли киносъемки мюзикла «Отпетый клоун». Почему клоун, и что значит отпетый? Отпетый в церкви, потому что умерший? Или может отпетый в смысле неистовый, законченный, неисправимый? Похоже, съемочная команда и сама этого толком не понимала, потому что все еще находилась в так называемом творческом поиске. Зрительный зал был погружен в полумрак. На креслах лежали оставленные вещи и верхняя одежда. Несколько человек сидели в зале, кто-то дремал, а кто-то глядел на освещенную сцену, где сновали люди, занятые всякими приготовлениями. Сцена представляла собой трансформер в виде полуцилиндра, на полу и стенках которого проецировались изображения и световые эффекты. Посреди сцены стоял режиссер, эмоциональный молодой парень, и страшно ругался. – Это никуда не годится. Вы все никуда не годитесь! Мы снимаем мюзикл или похороны? Пошли вон, дураки! Все пошли вон, и возвращайтесь другими! Что он хотел этим сказать, и какими другими они должны были вернуться, режиссер объяснять не стал. Но участники съемочной группы – пестрая толпа, разодетая в пух и прах – и не спрашивали, разбежались кто куда. – Так, где моя дива? Только она меня вдохновляет. Приведите мне диву! Макс, она там долго еще? – обратился он к оператору, – Сходи, узнай. Тот сбегал за кулисы и быстро вернулся. Макс, заикающийся молодой человек, по своему обыкновению долго готовился, перед тем как сказать какую-либо фразу: – Виктор, мы... мы-ы... – Что, мы? Кто такие мы, или кто мы такие – сложный философский вопрос. Короче! – Матильда опять капризничает, – наконец выдал Макс. – Так давайте ее сюда! – прокричал страшным голосом Виктор (так звали режиссера). – Викто-ор! – из-за кулис донесся женский голос, – Я вот она, я здесь! Вслед за голосом появилась она сама. Эксцентричная, как было заметно с первого взгляда, особа. Одета в темно-зеленый комбинезон и розовые туфли на высоченной платформе, со всклоченными волосами светло-голубого цвета. Голубая блондинка, можно сказать. – Иди сюда, Тиличка, моя ляля, моя цаца! – направился к ней Виктор, разводя руки широким жестом, – Ну-ка повернись. Вот мы какие, красивые! – и тут же, резко меняя тон, – Чего приперлась! До сих пор не накрашена! Пошла вон, в гримерку, живо! – Я не хочу, это все очень долго-предолго-о-о! – у Матильды была манера тянуть гласные, – у нас же ведь только репетиция! – Репетиция это или съемки, решаю я. Прочь с моих глаз! – Хочу конфету! Ты обещал принести мне вишню в шоколаде. – Какая по... – попытался вступить в разговор Макс, – по-о... – Ты говоришь, какая у меня красивая что? Договаривай скорей! – Какая пошлость – вишня в шоколаде! – выдал Макс. – А я хочу-у-у! – Дива, ты знаешь правило: кто не делает дубль, тот не получает лакомство, – сказал Виктор, – Сделаешь – получишь. Все, пошла вон! Нет, стой, давай еще раз отрепетируем твой поклон. Матильда отошла в сторону и изобразила жеманный реверанс. – Ой, как вульгарно! – закричал Виктор, – Ну-ка давай заново, как тебя учили, руки на грудь и... Да не на груди, а на грудь, и душевно, с достоинством! Весело, а не фиглярно! Ну что ты будешь с ней делать! Все, убирайся прочь, уродина, или я прибью тебя! Дива развернулась на своих платформах и приготовилась убегать. – Нет, стой, Тиличка, ляля, иди сюда! Матильда снова развернулась и замерла в ожидании. – Твоими устами иногда глаголет сама истина. Сейчас серьезно, что нам лучше танцевать в этом дубле, стрит или хаус? – Надо твист. Твист надо, – ответила дива. – Что-что-что? Почему? – Да потому что все эти ваши go-go и прочие RnB – полный отстойняк. – Что-что-что? Почему отстойняк, это же современные танцы? – Потому что это все надоело! Надоело это все потому что! – Да, очень доходчиво объясняешь. А почему твист? Вообще ретро. – Новое – хорошо забытое старое. Из того, что хорошо забыто, можно сделать новую моду. – Это мы... м-мы... Это мысль, – выдал Макс. – Согласен, надо попробовать, – сказал Виктор, – Ладно, иди гримируйся, будь умничкой. – Я и так умничка! – Матильда вприпрыжку побежала за сцену. Виктор подозвал костюмершу, что-то прошептал ей на ухо, и та удалилась. – Так, а теперь все бездарности, умственно отсталые и неполноценные собрались, посмотрели на себя и быстро пришли в состояние гениальности. Давайте-давайте, я уже прям вижу, как вы начинаете светиться. Макс, и остальные склеротики и склеротички! Нам надо решать, какая музыка и эффекты. Время, время! Времени нет! Когда будет готова Матильда, мне сообщить. На сцене вновь закрутилась беготня и приготовления. Спустя некоторое время, которого как всегда «было и не было», Виктор, наконец, объявил: – Так, все готово! Макс, где Матильда? А, вот она, вся такая радостная, бежит, цветет. Представшее зрелище впечатляло. Вдобавок к голубым волосам, ее лицо покрывал густой синий грим, а глаза были разукрашены так, что дива и впрямь была дивой. – Ну-ка иди, иди сюда, моя ляля! Повернись-ка. Виктор знаком подозвал костюмершу, у той в руках был огромный розовый бант, какие когда-то носили сзади на старомодных платьях. – Сейчас-сейчас, мы тебя нарядим! Матильда, едва завидев бант, запрыгала и замахала руками: – Нет, нет, ты с ума сошел! – Да ты не понимаешь! Смотри, какой он! Розовый, красивый, большой! – приговаривал Виктор, любуясь своим изобретением, – Под цвет твоих туфель, все как надо! – Я не стану такое носить, такую безвкусицу! – Но мы же танцуем твист, вот и будет чем вертеть! – Какой ужас! Я что тебе, кукла? – Конечно, ты моя живая игрушка! – Стой спокойно, – костюмерша, не обращая внимания на стенания дивы, крепила ей бант, как раз над любезным местом. Окружающие, собравшись, принялись ее успокаивать: – Да ладно, Матильда, тебе в самом деле идет! – Интересно смотрится! – Классно выглядишь! – Шикарно! Наконец, диву кое-как уговорили. – Тиличка, ляля, ты очень, очень красива! – продолжал убеждать ее Виктор. – Очень-приочень? – Да, да! А еще ты у нас умничка! – Что такое-е-е, что еще от меня надо-о-о? – У нас малюсенькая проблемка, никак не можем выбрать спецэффекты на полу и на стенах, все что-то не то. У тебя есть какая-нибудь идея, этакая? Несмотря на то, что дива производила впечатление особы легкомысленной, у нее и вправду был неординарный склад ума, и на многие вещи она смотрела по-своему, не так, как все остальные. Возможно, на свою беду. – Ну и не надо спецэффектов. Давай просто пол зеркальный, и стены зеркальные сделаем. И вся наша танцевальная группа в них будет отражаться... – И твой бантик тоже! – Перестань, я не это хотела сказать. Может быть, если все зеркальное, тогда что-нибудь интересное получится? – Ладно, давай попробуем. – Макс, запускай трансформер, всю сцену делаем зеркальной. – В... в-все, что ли? – Да, и пол, и стены. Так, внимание, по местам, – Виктор обратился к остальным, – Готовы? Жонглеры, акробаты, пошли! Музыка пошла! Камеры, поехали! Тут прежде беспорядочная и пестрая толпа вдруг собралась, преобразилась и начала двигаться слаженно и стильно, будто все было тысячу раз отрепетировано. И конечно же дива, в самом центре всего действа, очаровательно вертела своим бантиком. Ла-ла, лалалала-ла, лалалала-ла, лалала. Ты никогда не бывал В нашем городе светлом, Над вечерней рекой Не мечтал до зари. С друзьями ты не бродил По широким проспектам, Значит ты не видал Лучший город Земли. Ту-туду-туду-ду! Песня плывет, сердце поет, Эти слова – о тебе, Москва... В этот момент все зеркала как-то одновременно сверкнули, и Матильду, видимо оказавшуюся в фокусе, озарила яркая вспышка света. Она еще продолжала двигаться в такт музыке, в то время как со всех сторон ее окутал зеленый туман. Матильда оторопело остановилась. Туман быстро рассеялся, но все пространство тут же заполнил мираж из голубого песка и желтого неба. У Матильды в глазах помутнело. Она стояла одна в мираже, который медленно плыл прямо через нее. Музыка все еще доносилась откуда-то издалека. Затем и мираж растворился, а вместо него вокруг Матильды начали проявляться какие-то серые фигуры, шевелящиеся будто в танце. В том самом танце, как только что на сцене. Фигуры были одеты в серые бесформенные балахоны, с неясными, размытыми лицами. Музыка смолкла и сменилась стеклянным перезвоном. Фигуры замерли и в замешательстве уставились на Матильду, а Матильда в ужасе смотрела на них. ... Очнувшись от оцепенения, серые фигуры кинулись на бедняжку с криками: – Синтетическая дева! Синтетическая дева! – Съедим ее! Съедим! У Матильды подкосились ноги, и она упала в обморок еще прежде чем фигуры успели на нее наброситься.
Даже не знаю, что тут непонятного, еще старик Шекспир говаривал: "Вся жизнь театр, а люди в ней актеры. О! Как же истина верна! Играем мы, бывает, роли В которых сути нет, и нет добра." А вот БАНТ - в дальнейших выпусках это точка сборки, а сейчас, не знаю,просто фенечка.
Выпуск N 10. Зеркало – Осталась еще другая сторона, – сказала Матильда. – Где все колышется? – спросила Итфат. – Да, надо попробовать. Попробовать надо. – Хоть и страшно? – Здесь все что ни случается, все страшно! читать дальшеИ тут, будто в подтверждение сказанного, в мегалите запустились какие-то движения и звуки. – Опять что-то начинается! – воскликнула Матильда. – Тили, не забывай, поосторожнее с мыслями, – сказала Итфат. – Куда же мне девать свои мысли? Я же не могу ни о чем не думать и ничего не говорить! – Есть просто мысли, а есть установки. Мысленные установки оказывают влияние на реальность. – Какие такие установки? – Это когда выносишь вердикт, что реальность такая и такая. – Вердикт? А что я особенного сказала-а-а-а?! – не успела Матильда договорить, как пол пришел круговое в движение. Вернее, было не совсем понятно, что вращается: пол относительно стен, или стены относительно пола. Дива и жрица инстинктивно ринулись к выходу, но дверной проем оказался загорожен черной стеной. Движение сопровождалось зловещим тиканьем, как будто внутри мегалита работал часовой механизм: чики-чики-чики-така, чики-чики-чики-така. Наряду с обратным вращением пола и стен, с каждым ударом главного такта перемещались еще и колонны, двигаясь рывками, подобно стрелкам кварцевых часов. Цилиндр в центре зала оставался недвижим, но ухватиться за него было невозможно, так что дива со жрицей держались друг за дружку, не зная, куда себя деть. Внезапно все прекратилось и замерло. Первой пришла в себя Итфат. – Я насчитала двенадцать ударов, – сказала она. – У тебя еще хватило хладнокровия считать! – воскликнула Матильда, – Я чуть не описалась! – Ах-ха-ха, Тили! – рассмеялась жрица, – Это бы вряд ли помогло сейчас! – Тебе все смешно! Как ты так можешь? – Ладно-ладно, давай посмотрим, не открылась ли дверь. Они направились к выходу. Дверной проем и в самом деле был свободен. Подруги выбрались наружу, и тут же обе вскрикнули от неожиданности. В окружающей среде что-то изменилось. Все было по-прежнему и на месте, но соотношение длительности движения и времени стало иным. Дива и жрица двигались как в замедленной съемке, и только их голоса звучали в нормальном темпе. – Фати, что происходит?! – закричала Матильда. – Не знаю, мы словно под водой находимся, – отозвалась Итфат. – Боже, когда все это закончится! – Тили-Тили! Не унывай. Как ты говоришь, надо валить отсюда? Валить отсюда надо! – Надо-надо! Уже скорей-скорей! Я тоже как ты говорить стала. – Тогда побежали-побежали! И они побежали, если это можно так назвать, поскольку двигались как акванавты. Небо было все так же разделено на две полусферы. Одна половина была разлинована светящимися меридианами, а на другой наблюдалось колышущееся марево, куда и направились дива со жрицей. Какие еще опасности могли их там подстерегать, они не ведали, но в любом случае требовалось что-то предпринять. Выбираться из города пришлось долго. Когда, наконец, им это удалось, перед ними открылась удивительная картина. Там, где прежде была пустыня, теперь плескалось настоящее море, с волнами, шумом прибоя, и даже с травой и пальмами на берегу. Однако растительность начиналась как-то странно вдруг, с резкой границы. – Хелала! Фати! Как здорово! Море! – закричала Матильда. – Погоди радоваться, может это мираж, – высказала предположение Итфат, – Видишь, как все колеблется. Картина и впрямь будто плыла в потоках горячего воздуха. Но Матильда была вся в нетерпении. – Я хочу туда! Скорее уже! Уже скорее-е-е! Они старались с удвоенной энергией, но шевелились все так же медленно, едва приближаясь к цели. А передвигать ноги становилось все труднее, словно какая-то сила держала и не пускала вперед. В конечном итоге они встали, будучи не в состоянии сдвинуться с места, ни даже пошевелиться. Зависла пауза. Через несколько мгновений откуда-то принесся нарастающий звук спущенной тетивы, и в тот же момент обеих старательниц, как натянутой резинкой отбросило назад. В полной растерянности они уселись на песок. Зазывающее море с пальмами как было, так и осталось вне досягаемости. – Это форменное издевательство! – возмутилась Матильда. – Да, реальность иногда бывает склонна к садизму, – сказала Итфат. – Что будем делать? – Надо найти способ туда добраться. – А что нас может не пускать? И почему? – Насколько я помню, – сказала Итфат, – мой Наставник учил меня, что если творится что-то неладное, надо увидеть реальность и себя в ней. Вот ты, Тили, что и как видишь? – Я вижу море и хочу туда! А что тут еще можно видеть? – Вот именно! Тебе этого слишком хочется. – Слишком очень хочется? Очень слишком? А тебе разве не хочется? – Да, но излишнее хотение напрягает реальность, и она начинает сопротивляться. – Ух ты, это я еще в школе проходила: действие рождает противодействие. И что же ты предлагаешь, перестать хотеть? Но как я это могу? – Часто бывает достаточно всего лишь опомниться и отдать себе отчет, каким образом ты напрягаешь реальность. Надо увидеть не только реальность, но и себя в ней. А ты себя не видишь. – Да как я ее напрягаю? Я в жизни много чего хотела, но никогда такого не было, чтобы меня прям на поводке держали. – Не забывай, мы в метареальности, а здесь, похоже, все гипертрофировано. – Ладно, вот я буду себе твердить: я не хочу, я не хочу. Но разве я от этого перестану хотеть? – Если отказаться от желания нельзя, тогда можно притвориться, обмануть реальность. – Притвориться? Это я могу, – Матильда на минуту задумалась, – А давай сделаем вот что: пойдем задом наперед. – Ах-ха-ха! Тили-Тили! Это настолько глупо, что может сработать. Ты умничка! – Да, это глупо, но попробовать стоит. Они поднялись на ноги и, хихикая, зашагали к морю вперед спиной. И тут случилось невероятное. Сопротивление среды прекратилось, и они уже двигались с обычной скоростью. – Фати! – воскликнула Матильда, – Сработало! Мы идем! – Да! Уже быстро-быстро! – Но как это вышло? Разве можно обмануть реальность? Ведь я не перестала хотеть! – Желание не только тормозит реальность, оно еще влечет за собой неправильные поступки. А если ты притворяешься и начинаешь действовать так, будто желания нет, реальность тебя отпускает. – Хелала, хелала, вот теперь я поняла! – Тише ты, Тили! Не спугни реальность. – Это еще кто кого здесь пугает! – Идем-идем, не оглядываемся. Так дива и жрица шли задом наперед, пока не наткнулись спиной на какую-то преграду. Удивленные, они повернулись и принялись ощупывать невидимую стену. С этой стороны лежала песчаная пустыня, а с той резко начиналась растительность, и до моря было уже рукой подать, но пройти невозможно. И тут они заметили, что отражаются в стене как в зеркале. Только силуэты отражений с той стороны казались едва различимыми, будто призрачными. Морской пейзаж тоже виделся неясно в колышущейся дымке. Но шум прибоя слышался довольно отчетливо и совсем рядом. – Фати, ну что за наказанье! Нас опять не пускают! – Я поняла, – сказала Итфат, – Это зеркало мира: с той стороны действительность, а с этой ее прототип – метареальность. – Выходит, мы оказались по ту сторону действительности? – Да, уже давно могли бы догадаться. – Но что это вообще за зеркало такое? – Я вспомнила, оно разграничивает два аспекта реальности: настоящий и мнимый. – Что значит мнимый? – Помнишь, мы это обсуждали: здесь кино, там жизнь. Здесь то, что было или могло бы быть, а там то, что есть. Здесь образ, там отражение. Сначала отснято, потом реализуется. Сейчас мы в кино. Со стороны образов. Зеркало, только наоборот, понимаешь? – Значит, мы тоже мнимые? – Нет, это мы с той стороны стали мнимыми. Видишь, как мы там отражаемся? Просто, наши образы и отражения поменялись местами. Мы из материальной действительности перескочили в пространство образов. – Но ведь здесь тоже все материальное! – возразила Матильда, – И меня гламроки собирались съесть как вполне материальную деву. Хотя, они меня почему-то синтетической обзывали... – А разве ты во сне не ощущаешь все как материальное? – Ну так то во сне! Там все лишь кажется. – Нет, не кажется. Посуди сама, может ли твой разум выдумать все те причуды, которые случаются в сновидении? А все те миры, где ты летаешь, когда видишь сон, думаешь, они лишь в твоей голове? – Ну, нет наверное. Не знаю. Не задумывалась. – Так вот, здесь ты и летаешь. Точнее, твое внимание летает здесь, в метареальности. Пространство образов и пространство сновидений – это одно и то же. – Но мы же не спим сейчас? – спросила Матильда, – Или спим? – К сожалению, это не сон, – ответила Итфат, – Здесь не только наше внимание, но и наши тела. Ты, кстати, сразу оказалась в своем теле? – Да уж, я это почувствовала, меня так связали, что все конечности затекли. – А я не сразу. Помнишь, я тебе рассказывала, сначала проходила сквозь стены, и лишь потом нашла своего манекена. – Вот бы нам сейчас протиснуться сквозь эту стену! А так, ни туда не пройти, ни из себя не выйти. – Да, нам надо как-то осуществить, либо то, либо другое. – Ух, Фати, я просто в шоке от всего этого. Что нам теперь делать? Продолжение следует Вадим Зеланд zelands.ru