текст рассылкиДива и жрица в растерянности стояли возле зеркала, трогали невидимую поверхность, пробовали пройтись вдоль нее в ту и другую сторону, однако везде было одно и то же, непроходимая стена простиралась до необозримых пределов. - Матильда, что тебе известно о зеркалах? - спросила Итфат. - То, что известно всем: зеркало отражает все, что перед ним, - ответила Матильда. - А еще? - В отражении левое становится правым, а правое левым. - А еще? - Лаха! Еще то, что сквозь зеркало невозможно пройти! И мы здесь застряли! - Но мы же как-то попали сюда. А что такое лаха? - То же что и хела, только наоборот, когда все плохо и хочется выругаться. После этих слов небо затянуло тучами, и на море начался шторм. - Тили, ты видишь, зеркало реагирует! - воскликнула Итфат. - Да, но какой нам от этого прок? - отозвалась Матильда. - А вот такой вот такой! Мы находимся со стороны образов, а там отражения. Похоже, зеркало может воспроизводить наши мысли! - У меня только одна мысль, как бы нам оказаться с той стороны. - Вот и представь, что мы там. Давай обнимемся, а ты включай свой бантик, или точнее то ощущение, что у тебя за спиной. - Ладно, давай. Ух, только бы хуже не стало, чем сейчас. - Тили-Тили! Не допускай негативных мыслей, сосредоточься на том, что мы там, на той стороне. Дива и жрица обнялись, чтоб не разделиться в случае чего, и замерли, глядя на зеркало. И тут потусторонний пейзаж начал меняться. Трава и пальмы растворились в воздухе, а морские волны постепенно превратились в песчаные. Они так и накатывали песком на песчаный же берег, пока не разгладились и утихли. С той стороны, как и с этой, уже лежала бескрайняя пустыня, а вдали проявился все тот же город гламроков. Теперь подруги видели в зеркале свои четкие отражения. Картины по обе стороны полностью совпали. - Ну вот, что и требовалось доказать, - сказала Матильда, - Мы всего лишь отразились, но никуда не делись. - Да, мы там, но мы здесь, - сказала Итфат, - Зеркало не проведешь. - Что заказали, то и получили. Ну нет, я на этом не успокоюсь! Возьмемся за руки и двинемся вперед, представляя, что проходим сквозь зеркало. - Ладно, попробуем. Так они и сделали, но, как и следовало ожидать, всего лишь стукнулись лбами в стену. - Нет, не получается, - сказала Итфат. - Еще одна попытка, - не унималась Матильда, - Пойдем задом наперед, один раз ведь уже сработало. Но нет, и это не помогло. Подруги уселись и принялись бесцельно пересыпать песок руками и кидать его в зеркало. Песок отскакивал и отражался как обычно в обычном зеркале. - Ну, Итфат, жрица-жрица, какие будут идеи? - спросила Матильда. - С этим зеркалом все не так просто, - ответила жрица, - Это же зеркало мира, с ним надо как-то по-другому. Давай вспомним, как мы здесь оказались. - Мы играли спектакль, и одновременно его снимали, и там еще были зеркала кругом... - Вот! Помнишь цепочку: жизнь, спектакль, кино. По этой цепочке ты попала в кино. - А ты? Что ты помнишь? - Очень смутно, почти ничего. Но судя по тому, что на мне ритуальная раскраска, мы как раз исполняли ритуал, а это почти то же самое, что у вас спектакль. - Так, значит, и ты была в спектакле. Но ведь вы не занимались киносъемкой? А зеркала у вас были? - Нет, не снимали, и зеркал не было. - Тогда почему же ты здесь? - Мы свои ритуалы посвящаем богам, они на нас смотрят. - И где же они сидят? В зрительном зале? - Тили, их нет в нашем мире, они пребывают в метареальности, и смотрят как раз с этой стороны зеркала, где мы сейчас. - Тогда все сходится: и спектакль был, и зеркало, и эти ваши боги смотрели на вас, как в кино. - Да, а сейчас нам надо пройти обратную цепочку: из кино попасть в спектакль, а затем в жизнь. - Но как ты себе это представляешь? Нам что здесь, драму разыграть? - Нет, интуиция мне подсказывает, что от нас требуется каким-то образом ожить в самой кинокартине. - Это как если бы герои фильма ожили и сошли с экрана в зрительный зал? - Что-то вроде того. - Но ведь мы и так живые! - Видимо, не совсем так. Что-то надо еще предпринять. Они снова погрузились в раздумья. А потусторонний пейзаж тем временем начал трансформироваться к прежнему виду. Трава, пальмы и море, как ни в чем ни бывало, опять зазывали к себе. - О боже, да у этого зеркала прямо экранная заставка такая, издевательская, - сказала Матильда, - Ни дать, ни взять, турагентство - приходите к нам, прибегайте к нам, приползайте к нам, мы вас в рай отправим! - Тили, мне пришла идея, - сказала Итфат, - Я не знаю, кто там у вас обещает в рай отправить, но давай попробуем глянуть, что происходит сейчас в нашей реальности. Может, зеркало покажет? - Фатичка, давай! Нам терять нечего. - Начнем с тебя. - Ладно. - Как обычно, фиксируешь внимание на картине, которую хочешь увидеть, и не забываешь про бантик. - Я посмотреть хочу, что там делается в нашем театре. Матильда сосредоточилась, что-то пробормотала, и в тот же миг в зеркале, как на экране, вспыхнула яркая картина. На сцене, залитой светом софитов, вальяжно и медленно двигались пары, одетые по моде эпохи Возрождения. Женщины в роскошных белых платьях с широкими юбками. Мужчины тоже в белых шелковых камзолах и трико в обтяжку. На головах парики, у женщин высокие и светлые, у мужчин темные, завитые в кудри. Лица всех были скрыты масками с золотой росписью. Звучала клавесинная музыка. По всей видимости, танцевали менуэт. Пары то сходились, то расходились. Мужчины отвешивали грациозные поклоны, женщины приседали в изящных реверансах, с распущенными веерами в руках. Движения танца были просты и сдержанны, с одним лишь нюансом: почему-то никто не поворачивался к залу спиной. Судя по всему, спектакль не только играли, но и снимали, поскольку повсюду располагались видеокамеры. Подле сцены стоял режиссер и дирижировал всем действом, отдавая какие-то команды актерам, операторам, осветителям. Картина была настолько реалистична и близка, что Матильда инстинктивно принялась стучать в зеркало и кричать: - Викто-ор! Я вот она, я здесь! Призрачное отражение дивы металось с той стороны, повторяя ее движения. Но, похоже, никто ничего не видел и не слышал. Матильда, сообразив, что по ту сторону присутствует лишь своим мимолетным отражением, начала двигаться так, чтобы приблизиться к Виктору. Она попыталась посредством своего двойника схватить его и потрясти, но ничего не вышло - там она была лишь никем не замечаемым и неосязаемым призраком. - Тили, - Итфат положила руку ей на плечо, - ну не расстраивайся ты, ведь следовало ожидать, что так оно и будет. - Нет, я не могу, я сейчас с ума сойду! Ты себе не представляешь, что со мной творится! ¬- Матильда прижалась к Итфат, готовая расплакаться. Та гладила ее по всклоченной головке и успокаивала, как могла. Сцена была декорирована как бальный зал, с богатыми стульями по стенам. По бокам ее были оборудованы открытые всеобщему обозрению туалеты, слева женский, справа мужской, без кабинок, но с откровенными зеркалами, вероятно предназначенными для столь же откровенного обзора. Между тем, на сцене появилась центральная фигура - дива, отличавшаяся от остальной публики великолепным платьем из темно-зеленого бархата, с большим розовым бантом на пояснице, и голубыми волосами. Лицо было без маски, но покрыто густым синим гримом, с нарочито вульгарным макияжем глаз. Дива гордо вышагивала, делая широкие движения руками, будто разгребая толпу, которая почтительно расступалась в две шеренги с поклонами и реверансами. Матильда, завидев сие явление, не смогла сдержать слез. - Да, недолго горевали! - сказала она с нескрываемой обидой в голосе. Слезы уже вовсю катились по ее щекам, - И замену быстро нашли! А где такой же бант как у меня выискали? - Тили, Тили, ну перестань, - успокаивала ее Итфат, - Ты же знаешь, другой такой как ты в целом мире не сыщешь! Это же убогая пародия на тебя! - Фати, не трудись, я все прекрасно вижу. Ты же и сама видишь, как у них все шикарно! Что там я, со своим плевым комбинезончиком и жалким твистом! - Тили, Тили, ты не должна так о себе говорить. Я знаю, чего ты стоишь, - Итфат прижала ее к груди, - Ты самая красивая и самая незаменимая! Тебя невозможно заменить. Это тебе говорю я, жрица Итфат! Я много чего и кого повидала, поверь мне. Матильда уже перестала всхлипывать, но уткнулась в грудь жрицы и не хотела больше смотреть. Итфат обняла ее и принялась легонько покачивать туда-сюда. - Тили, ну все, успокойся, мы что-нибудь придумаем. Мы обязательно вернемся, я тебе обещаю. Матильда притихла и не говорила ни слова. - Смотри, там уже что-то новое начинается. Вдруг ни с того ни с сего клавесин сменила клубная музыка, и публика начала танцевать техно. Только движения оставались все такими же неторопливыми, в парадоксальном сочетании вальяжной классики и клубной раскрепощенности. Шеренги в танце двинулись навстречу, пока пары не прижались вплотную друг к другу. Мужчины и женщины поменялись масками, затем повернулись спиной к залу и отправились к своим туалетам. Оказалось, что женские платья сзади приоткрыты, а фалды мужских камзолов распахнуты так, что все прелести предстали обнаженными, есл и не считать стрингов, надетых у обоих полов. Причем мужское достоинство у оного пола как-то неестественно крупно выделялось под обтягивающим трико. Итфат не могла не обратить на это внимания. - О-хо-хо, Тили! Какие у вас мужчины, однако! - Не обольщайся, - ответила уже немного воспрянувшая духом Матильда, - это у них защитные накладки надеты, в любом спортивном магазине найти можно. Тем временем, представители обоих полов разошлись по своим туалетам, в которых свет стал приглушенным, а музыка заиграла ритм-энд-блюз. На сцене осталась одна лишь дива. Она уже танцевала в нормальном ритме, не забывая показывать и свои прелести, включая обнаженную спину, то ли в распахнутом, то ли попросту и тотально открытом сзади платье. Матильда не вытерпела: - Красуля, прикройся бантиком! Тебе там нечем похвастаться! - Ах-ха-ха, Тили, она тебя не слышит! - развеселилась Итфат. - Она у меня еще попляшет, вот увидишь. Зеркало, значит, на мысленные установки реагирует? Посмотрим. Матильда теперь во все глаза следила за происходящим действом. А там творилось нечто такое, чего благопристойному взору лучше бы и не зреть. Хотя бы в целях сохранения этой самой благопристойности. В полумраке мужского туалета наблюдалось коллективное движение в такт музыке. Тела переплетались, извивались, менялись парами, наклонялись и снова распрямлялись, как в безумном танце. Некоторые срывали с себя камзолы, но полностью не обнажались. Видимо, в спектакле все-таки существовали определенные рамки. Хотя, и нужды в раздевании не было, возбужденное воображение зрителя без труда могло дорисовать все, что для глаз оставалось невидимым. Мужская оргия сопровождалась сдавленными стонами. Однако на женской половине слышались уже поистине жутчайшие крики, от которых в груди холодело, и похоже, темперамент там бушевал, не зная никаких границ и стеснений. Организаторы спектакля, желая оставить себе хоть какие-то рамки, предусмотрительно включили слабое освещение. Но и в полумраке, благодаря белым одеяниям многое было видно. Еще недавно такие томные, а теперь совсем обезумевшие дамы друг дружку терзали, валялись по полу, старались забраться руками под платья и декольте, и в о бщем вытворяли такое, что описать словами довольно проблематично. Была ли это постановочная игра, или происходило взаправду, понять было невозможно. Да, впрочем, какая разница. «Вся жизнь - игра», как сказал классик, а от игры до жизни - рукой подать. Матильда смотрела на все это спокойно, словно выжидая чего-то, а Итфат, казалось, не знала, как реагировать, и лишь издавала невнятные звуки типа «хх-мм», прикрывая ладонями рот. Наконец, прозвучал гонг, и оргия внезапно прекратилась. Теперь уже заиграл медленный блюз, и представители обоих полов начали снова неторопливо и томно выходить с «поля брани» на сцену. Только вид у всех был потрепанный. Кто-то потерял парик, у кого-то одежда была разорвана, кто-то оказался полуобнаженным. Только маски на лицах оставались нетронутыми. Пары выстроились в шеренги друг напротив друга и начали сближаться. Столкнувшись (уже мужчины с женщинами), они отвели руки назад в стороны и принялись тереться телами, совершая качающиеся и поступательные движения, и глядя друг на друга в масках. Итфат, видимо, не выдержав, спросила: - Так вот какие у вас спектакли? - Нет, далеко не всегда и не все. Не подумай ничего такого, мы просто попали. Ну, иногда, показывают, такой вид искусства, своеобразный. - А это все по-настоящему, или игра? - Здесь игра. Но в некоторых театрах и не такое увидишь, бывает и в натуре. - А почему они не снимут маски? - Потому что в подобные моменты не каждый сможет смотреть друг другу в лицо или в глаза. Там можно ад увидеть. - Да, я понимаю, о чем речь. - Что ты имеешь в виду, Фати? - Потом как-нибудь расскажу. - Да ладно, в общем-то, все это маргинальный андеграунд. Искусства здесь мало. - А по мне, так ничего, понравилось, - хихикнула Итфат, - Люблю экспрессию. - Смотри дальше, что сейчас будет, - Матильда к чему-то приготовилась. Сине-зеленая дива тем временем, продолжала свое дефиле вокруг прижимающихся и качающихся пар, которые двигались в ритме откровенной блюзовой композиции. Вдруг дива банально споткнулась и как-то неловко подкосила ногу на каблуке. В ее платье что-то треснуло, и бант отвалился. Подавшись назад, она запуталась каблуками в лентах и грохнулась на пол, задрав ноги кверху. Весь торжественный пафос действа мгновенно улетучился. Актеры на сцене замерли в растерянности, а режиссер пришел в ярость. Матильда же, прыгала, хлопала в ладоши и хохотала так, как никогда еще наверно. Итфат, с напускной серьезностью, но еле сдерживаясь от смеха, сказала ей: - Эх, Тили-Тили! Нехорошо так поступать. И не стыдно тебе? - Ну вот ни капельки не стыдно! - кричала довольная Матильда, - Я же обещала, что эта красуля у меня попляшет! Мой бантик при мне! При мне мой бантик! - приговаривала она, продолжая кружиться и скакать. - Ну ладно-ладно, Тили, хватит уже! Смотри, твой Виктор совсем разбушевался. Режиссер метался по сцене, размахивая руками, и кричал: - Пошли вон, дураки! Все пошли вон! Труппа вся разбежалась, кто куда, а Виктор уселся на край сцены, обхватив голову, и застонал: - Где ты, моя Тиличка, моя ляля! Матильда, заслышав эти слова, от смеха снова перешла к плачу и рыданьям. - Ну что мне с тобой делать, горе ты мое, радость ты моя, - сказала Итфат, - Вот видишь, о тебе помнят, по тебе тоскуют. Картина театра постепенно растаяла, а зеркало вернулось к своей обычной морской заставке. Подруги сели на песок, обнявшись, и задумались каждая о своем. Продолжение следует
что-то вроде расшифровки- Тили-Тили! Не допускай негативных мыслей, сосредоточься на том, что мы там, на той стороне. - сосредоточься не на том, чего не хочешь, а на том, что хочешь.
- Как обычно, фиксируешь внимание на картине, которую хочешь увидеть, и не забываешь про бантик. - крутить слайд и держать его в фоновом режиме. Фоновый режим/бантик - ощущения, которые мы испытываем от прокрутки слайда.
- А почему они не снимут маски? - Потому что в подобные моменты не каждый сможет смотреть друг другу в лицо или в глаза. Там можно ад увидеть. - Все мы в масках. Очень редко находится человек, для которого захочешь снять маску.
текст рассылкиПока у Итфат и Матильды случилась заминка с зеркалом, в это же время, но в другом месте, крутилось другое кино. ... Адя Зеленый проснулся от лая соседской собачки. «Странно», - подумал он, - «Вроде, соседский дом сжег еще на прошлой неделе, собачку скормил рыбам... Может, показалось? А может это сон? Надо пойти проветрить свой гениальный ум». Адя долго искал тапки, называл их изворотливыми ублюдками, грозился выбросить сразу как найдет. Тапки боялись и не показывались. Пришлось идти босиком, поскольку другой обуви у Ади не имелось. Тропинка, по своему обыкновению, вела через лес к морю. Деревья опасливо уклоняли ветки с дороги, поскольку знали, что с Адей лучше не связываться. Настроение у него, как всегда, было зломрачным. Свернув с тропинки, Адя вышел на опушку леса, где находился Пень Познания. Адя нередко наведывался сюда, дабы почерпнуть мудрости жизни. Другого места, где почерпывать мудрость, он не знал. Но и этого вполне хватало. Короче, Пень Познания стоял посреди поляны. В Пне было дупло. В дупле сидела Белка. Адя сунул свой нос в дупло. Белка отвесила Аде щелчок - хороший, с оттяжкой. Получив щелчок по носу, Адя констатировал: «Итак, жизнь - премерзкая штука. Всякий раз убеждаюсь». Он вернулся на тропинку и двинулся к берегу моря, приговаривая: «Ладно же, покажу я вам всем. Попляшете вы у меня. Попоете». Что он этим хотел сказать, неизвестно. Однако намерение у него было отнюдь не благостным. На берегу, как очевидно, был берег, море и чайки. Чайки, завидев Адю, неодобрительно закричали. Адя, по привычке, поднял было камень, но потом передумал, пробормотав: «Не-е-е-т, нельзя поддаваться на профанации... или как их там, про... про... Ай, ладно. Координация профанаций - вот принцип, которому надо следовать». Довольный всей глубиной мысли, которая пришла ему в голову, он решил прогуляться вдоль берега. Море пыталось достать Адю и таким образом разозлить его. Но он не поддавался: «Координация профанаций, хе-хе... Вашу мать!» - Адя споткнулся о большую корягу. «А вот и профанатор подходящий», - сказал Адя, подняв дубину, и зашагал дальше. Тем временем, ему навстречу выбежала чем-то встревоженная Желтая Подлодка. - Ой, Адя Зеленый! - от неожиданности воскликнула она. - Я-то зеленый, категориально. А ты чего такая вся желтая и неконкретная? - ответил он, ничуть не смутившись. - А ты разве не знаешь?! Наш мир накрыли крышкой! - Какой крышкой, кто накрыл, зачем? Ты свихнулась? - Да посмотри же вверх, дубина! Адя задрал голову, и вправду - там, где положено быть бездонному небу, нависала какая-то тяжелая темная поверхность. - Оранжевая Корова первой заметила, - лопотала Подлодка, - она сказала, летать стало невозможно! Я так взволнована, я так взволнована, я вся чешуся! Что с нами будет?! Что все это значит?! - Это значит, ваш Оранжевый Праздник закончился, и сейчас наступает диппёрпалный кирдец, хе-хе. - Но как же теперь быть?! Что нам делать? Адя почесал дубиной затылок, и говорит: - Я знаю, это все мамотники, это они во всем виноваты, обнаглели, гады. Подлодка еще больше встревожилась, забегала, засуетилась: - Ой, кто такие? Они злые? Они ужасные? Они нас съедят? - Да, либо они нас, либо мы их. Я как раз собирался на охоту. Мамотников надо сначала проваливать, а затем гасить, и ты мне в этом поможешь. - Ой нет, я не могу, я боюсь! - А хочешь, чтобы крышка тебя совсем придавила? - Нет, нет, не хочешь! - Тогда пошли. И перестань прыгать и скакать вокруг меня. - Ладно, мы идем спасать мир! Они свернули с береговой полосы и углубились в лесную чащу. Подлодка все приставала с расспросами: - А какой он, мамотник? Он дикий? Он страшный? - Да, он хитер и коварен. - Мы поймаем его? - Да. - Охота на мамотника трудна и опасна! - Да. - Но мы спасем мир! А куда мы идем? - Можешь помолчать хоть минуту? Так шли они, шли, и наконец пришли. Под раскидистым деревом была кем-то вырыта глубокая яма. - Что это? - спросила Подлодка. - Ловушка. Мамотник будет бежать, провалится, и мы его схватим. - Ух ты, как здорово! - Надо прикрыть ее ветками и листьями. Они быстро замаскировали яму, уселись в засаде и принялись ждать. Ждали они ждали, но никто так и не собирался бежать мимо и проваливаться в яму. - И сколько же нам так сидеть? - спросила Подлодка. - Да, нужно как-то приманить мамотника, - ответил Адя. - А что его может привлечь? - Побольше шума, побольше эмоций. - Что же ты сразу не сказал, дубина. Давай заберемся на дерево и поднимем шум. - Ладно, давай. Вскарабкались они на дерево, и ну горланить песню на весь лес: Над границей тучи ходят хмуро, Край суровый тишиной объят. У высоких берегов Амура Часовые Родины стоят. Пели они пели, потом другую песню запели: I want your love and I want your revenge. You and me could write a bad romance. О-о-о-о-о! I want your love and All your lovers' revenge. You and me could write a bad romance. И потом еще разные прочие песни пели, но никто так и не появился. - А тебе не кажется ли, что кто-то из нас идиот? Или, похоже, мы оба? - сказала Подлодка. - Эмоций маловато. Ну ничего, сейчас мы это исправим. Тут Адя схватил якорь Подлодки, зацепил его за ветвь, а ее саму спихнул вниз. Подлодка повисла над ямой. - Что ты делаешь! Злобный, коварный Адя! Сейчас же отцепи меня! - Вот, так, сейчас дело пойдет, - с удовлетворением отметил Адя, спустился с дерева и затаился в кустах. - Спасите! Помогите! - кричала, болтаясь на якорной цепи, Подлодка - Адя, я убью тебя, сволочь! Вдруг, над ямой промелькнула чья-то тень, раздался треск веток, и... кто-то оказался в ловушке. ... Королева Брунхильда собирала морковку на своем огороде, складывая ее в подол платья, и распевала: Я королева, а-ля-ля, Я королева, а-ля-ля! А вы, мои морковки, Вы, мои подданные! Идите уже ко мне, Мои морковки, а-ля-ля! Лохматая Зверюга, тем временем, сидел, спрятавшись в ботве, и наблюдал за королевой. У Лохматой Зверюги было такое имя, потому что он и был лохматою зверюгою, а еще потому, что когда он воровал морковку с огорода, королева пускалась за ним в погоню и кричала ему вслед: «Ах ты зверюга лохматая!» Вообще-то, Зверюге морковка была не нужна, просто он влюбился в королеву и старался всякими способами привлечь ее внимание. А это было непросто. К тому же, Брунхильда была воинственной особой. Ходили легенды, что завоевать ее сердце сможет лишь тот, кто одержит над ней верх в поединке. Но мало кто на это отваживался, поскольку мечом она владела в совершенстве. Вот и Зверюга тоже, очень боялся Брунхильду и не знал, как подступиться к ней. Пробовал он дразнить ее, обзывать, исподтишка дергать за юбку, угрожать даже - все тщетно. Брунхильда ему твердила одно: - Ты, Лохматая Зверюга, должен сразиться со мной. - А если я победю тебя, - спрашивал Зверюга, - ты меня полюбишь? - Нет, - отвечала королева. - Вот видишь! Тогда зачем? Зверюга почему-то надеялся, что когда-нибудь он разозлит королеву так, что она за ним погонится, поймает его, поколотит, и влюбится вдруг. Не зря же говорят, «бьет, значит любит». Так вот, выждал Зверюга удобный момент, когда королева нагнулась к земле, и кинул в нее морковкой, угодив прямо в любезное мягкое место. - Ах ты зверюга лохматая! - королева в ярости вытряхнула из подола своих подданных и погналась за лишенцем. А тот уже вовсю улепетывал в сторону леса и верещал: - Брунхильда, я утащу тебя в свою пещеру! Но погоня длилась недолго. Лохматой Зверюге не посчастливилось, он с треском провалился в какую-то яму. Очевидно, это была та самая ловушка, которую подстроили Адя Зеленый и Желтая Подлодка. Ну, тут началось. Адя подскочил к яме с дубиной: - А, попался, зловредный мамотник! Сейчас я буду тебя гасить! Подлодка, болтаясь на дереве, пищала: - Поймали, поймали! Колоссально! Адя, зараза зеленая, сними меня сейчас же! Как ты будешь без меня спасать мир?! С лесной округи на шум собрались звери и птицы. Все с любопытством заглядывали в яму. Там сидело лохматое существо с грустными глазами, которое, казалось, потеряло дар речи от неожиданности и удивления. Адя жестом призвал всех угомониться: - Дамы и господа, прошу внимания! Итак, наступает торжественный момент. Наш мир накрыли крышкой, но это еще не конец. Мы не унываем и не сдаемся. Друзья и соратники! Сейчас нам как никогда требуется тесно сплотить наши ряды в борьбе за неотъемлемое право быть свободными и осознанными индивидами в системе, которая, так сказать, довлеет над нами своей крышкой, лишает нас самого ценного - свободы выбора, суть которой состоит в том, что каждый осознанный индивид вправе решать, быть ли ему под крышкой, или над ней, вариться ли ему в супе общече ловеческих заблуждений и низменных страстей, или же воспарить над серой массой невежества и мрака, подобно чайке, которая свободно реет над свалкой, обозревая с высоты своего полета всю суть мироздания, осознавая всю иллюзорность и бренность, так сказать, всего сущего, обретая ясное понимание того, что наверху есть верх, а внизу есть низ, и достигая тем самым состояния высшего просветления и прозрения в том, что иначе, или другими словами, наоборот, быть просто не может, потому что внизу не бывает верха, а вверху низа, ибо таков неизменный пор ядок вещей, и... Тут с неба, или точнее оттуда, где оно должно было быть, на землю шлепнулась Оранжевая Корова. - Ух, летать совсем невозможно стало. Короче, Адя... - Вот я и говорю, - продолжил он, - вопрос состоит в том, что... Да перестаньте меня перебивать! Совсем запутали! Слезай уже, наконец! Раскачиваешься тут, ход мыслей нарушаешь! - Адя забрался на дерево и отцепил Подлодку. - Никогда не прощу тебе этого! - сказала она, - Ты меня использовал! - Ладно-ладно. А как бы мы еще поймали мамотника? - А кто это у нас такой хорошенький, пушистенький? - поинтересовалась Корова. - Я тебе не хорошенький и не пушистенький! - отозвался, наконец, пленник из ямы, - Я Лохматая Зверюга! Меня все боятся! - Да-а-а? - ласково ответила Корова, - А можно мне тебя лизнуть? Давай, выбирайся оттуда, я тебе помогу. - Никто ниоткуда не будет выбираться, и никто никому не будет помогать, - возразил Адя, - В настоящее время имеет место быть исторический момент, а ты, Корова, нарушаешь весь его торжественный, так сказать, пафос, и совершаешь проникновение в дела, стоящие вне рамок твоей потенции. - Компетенции, ты хотел сказать? - Что я хотел сказать, то мне достопочтенно известно, не перебивай. Итак, имею честь позволить себе продолжить. В глубине так называемой ямы мы наблюдаем возможность лицезреть воплощение всего мирового зла. Это и есть тот самый пресловутый, одиозный и зловещий мамотник, об изощренной жестокости и коварстве которого я вас неоднократно информировал. Вопрос состоит в следующем... Тут Аде в очередной раз пришлось прервать свою проникновенную речь, потому что окружающие вдруг зашептались, переглядываясь: - Королева! Королева здесь! На поляну выбежала Брунхильда, и, с изумлением оглядевшись по сторонам, остановила свой взгляд на Зверюге. - Попался? - Это мы его поймали! - залопотала Подлодка, - Я притворилась, что нечаянно повисла на дереве, стала звать на помощь, кричать, а он бежит, такой лохматый, а я сделала вид, что испугалась, а он на меня, как набросится, а я над ямой, а он туда... и бух! Колоссально! - Тут дело важности чрезвычайной, Ваше величество, - вступил в разговор Адя, - Наш мир опасности подвержен. Угроза тучами сгустилась, над нашими главами, и увы. Несут ее изгои человечности, их имя - мамотники, и вот, один из вражьей стаи, пред Вашим взором и у Ваших ног, повержен. Дозвольте ж допросить его со всем пристрастием надменным, дабы поведал он, как и зачем, посмели крышкою наш мир накрыть. - Адя, я конечно ценю твое красноречие, - сказала Брунхильда, - только хватит уже языком трепать, доставайте Зверюгу из ямы. - Как, я что-то не врубаюсь, какая-такая зверюга? Мамотник - моя добыча, и я не позволю... - А куда красноречие делось? Это никакой не мамотник, это Лохматая Зверюга, он мой. Корова, помоги ему выбраться. Зверюгу, наконец, подняли на поверхность. Он весь сиял. - Моя королева! Ты впервые назвала меня «мой Зверюга»! Я так счастлив! - Если ты еще скажешь хоть слово, я своими же руками закопаю тебя в этой яме! - Но позвольте! - возмутился Адя, - Это просто какой-то деспотизм! Вы что, подвергаете сомнению мою теорию? Это неслыханно! Да вы просто пребываете во тьме невежества! Моя теория незыблема! - Ладно, Адя, успокойся, явно ведь видно, здесь что-то не так, - заметила Подлодка. - Нет, я этого так не оставлю! Выражаю решительный протест! - Лучше давайте подумаем, что нам теперь делать, - предложила Корова. - Да, да, давайте! - заговорили звери, птицы и все, кто был на поляне. - Что это за крышка такая? - Как она там оказалась? - Чем она нам грозит? - Как нам от нее избавиться? - Слушайте все! - взяла слово Брунхильда, - Для того чтобы узнать, что это за крышка, нужно отправиться к ее краю и посмотреть, что там. - Да, да! Правильно! Наша мудрая королева! - подхватили все остальные, - Надо снарядить экспедицию! - Не могу не согласиться с тем, что это конструктивное предложение, - сказал Адя, - Но вопрос состоит в следующем... - Да отстань ты со своими вопросами! - Дайте сказать. Вопрос в том, кто поведет экспедицию. Ни для кого не секрет, что в трудные времена всегда находились герои, чьи отважные сердца, подобно факелу Данко, освещали путь всем остальным, ведя их во мраке от темного вчера к светлому завтра, и которые... - Хватит, хватит, Адя, короче! - Короче, я готов пожертвовать собой, взяв эту скромную миссию, так сказать, на свои плечи... - Нет, нет, не хотим! - загомонили все вокруг, - Ты и так нас чуть не ввел в заблуждение! - Вы совершаете большую ошибку, подвергая сомнению верификабельность моей кандидатуры. Еще пожалеете. Вот изберу себя президентом, первым же указом отменю колбасу, тогда узнаете... - Нет, нет, не надо! - Чего не надо? Колбасы не надо? - Нет, тебя, президентом не надо! Всеобщий спор прекратила Брунхильда: - Слушайте, никто никого не поведет, мы просто пойдем все вместе - я, Зверюга, Корова, Подлодка и Адя. Никто не стал возражать. Даже Адя лишь проворчал: «Ладно уж, со мной не пропадете». На том они порешили и, недолго собираясь, отправились в путь. Продолжение следует
расшифровкаАдя долго искал тапки, называл их изворотливыми ублюдками, грозился выбросить сразу как найдет. Тапки боялись и не показывались. - Так начиналась первая книга Трансерфинга. Все герои этой рассылки - типажи людей. Но все они застряли в этой реальности - под "крышкой мира". Ну и аллюзия на "Винни-Пуха" - Так шли они, шли, и наконец пришли. Под раскидистым деревом была кем-то вырыта глубокая яма. - Что это? - спросила Подлодка. - Ловушка. Мамотник будет бежать, провалится, и мы его схватим. - Ух ты, как здорово! - Надо прикрыть ее ветками и листьями.
текст– Осталась еще другая сторона, – сказала Матильда. – Где все колышется? – спросила Итфат. – Да, надо попробовать. Попробовать надо. – Хоть и страшно? – Здесь все что ни случается, все страшно! И тут, будто в подтверждение сказанного, в мегалите запустились какие-то движения и звуки. – Опять что-то начинается! – воскликнула Матильда. – Тили, не забывай, поосторожнее с мыслями, – сказала Итфат. – Куда же мне девать свои мысли? Я же не могу ни о чем не думать и ничего не говорить! – Есть просто мысли, а есть установки. Мысленные установки оказывают влияние на реальность. – Какие такие установки? – Это когда выносишь вердикт, что реальность такая и такая. – Вердикт? А что я особенного сказала-а-а-а?! – не успела Матильда договорить, как пол пришел круговое в движение. Вернее, было не совсем понятно, что вращается: пол относительно стен, или стены относительно пола. Дива и жрица инстинктивно ринулись к выходу, но дверной проем оказался загорожен черной стеной. Движение сопровождалось зловещим тиканьем, как будто внутри мегалита работал часовой механизм: чики-чики-чики-така, чики-чики-чики-така. Наряду с обратным вращением пола и стен, с каждым ударом главного такта перемещались еще и колонны, двигаясь рывками, подобно стрелкам кварцевых часов. Цилиндр в центре зала оставался недвижим, но ухватиться за него было невозможно, так что дива со жрицей держались друг за дружку, не зная, куда себя деть. Внезапно все прекратилось и замерло. Первой пришла в себя Итфат. – Я насчитала двенадцать ударов, – сказала она. – У тебя еще хватило хладнокровия считать! – воскликнула Матильда, – Я чуть не описалась! – Ах-ха-ха, Тили! – рассмеялась жрица, – Это бы вряд ли помогло сейчас! – Тебе все смешно! Как ты так можешь? – Ладно-ладно, давай посмотрим, не открылась ли дверь. Они направились к выходу. Дверной проем и в самом деле был свободен. Подруги выбрались наружу, и тут же обе вскрикнули от неожиданности. В окружающей среде что-то изменилось. Все было по-прежнему и на месте, но соотношение длительности движения и времени стало иным. Дива и жрица двигались как в замедленной съемке, и только их голоса звучали в нормальном темпе. – Фати, что происходит?! – закричала Матильда. – Не знаю, мы словно под водой находимся, – отозвалась Итфат. – Боже, когда все это закончится! – Тили-Тили! Не унывай. Как ты говоришь, надо валить отсюда? Валить отсюда надо! – Надо-надо! Уже скорей-скорей! Я тоже как ты говорить стала. – Тогда побежали-побежали! И они побежали, если это можно так назвать, поскольку двигались как акванавты. Небо было все так же разделено на две полусферы. Одна половина была разлинована светящимися меридианами, а на другой наблюдалось колышущееся марево, куда и направились дива со жрицей. Какие еще опасности могли их там подстерегать, они не ведали, но в любом случае требовалось что-то предпринять. Выбираться из города пришлось долго. Когда, наконец, им это удалось, перед ними открылась удивительная картина. Там, где прежде была пустыня, теперь плескалось настоящее море, с волнами, шумом прибоя, и даже с травой и пальмами на берегу. Однако растительность начиналась как-то странно вдруг, с резкой границы. – Хелала! Фати! Как здорово! Море! – закричала Матильда. – Погоди радоваться, может это мираж, – высказала предположение Итфат, – Видишь, как все колеблется. Картина и впрямь будто плыла в потоках горячего воздуха. Но Матильда была вся в нетерпении. – Я хочу туда! Скорее уже! Уже скорее-е-е! Они старались с удвоенной энергией, но шевелились все так же медленно, едва приближаясь к цели. А передвигать ноги становилось все труднее, словно какая-то сила держала и не пускала вперед. В конечном итоге они встали, будучи не в состоянии сдвинуться с места, ни даже пошевелиться. Зависла пауза. Через несколько мгновений откуда-то принесся нарастающий звук спущенной тетивы, и в тот же момент обеих старательниц, как натянутой резинкой отбросило назад. В полной растерянности они уселись на песок. Зазывающее море с пальмами как было, так и осталось вне досягаемости. – Это форменное издевательство! – возмутилась Матильда. – Да, реальность иногда бывает склонна к садизму, – сказала Итфат. – Что будем делать? – Надо найти способ туда добраться. – А что нас может не пускать? И почему? – Насколько я помню, – сказала Итфат, – мой Наставник учил меня, что если творится что-то неладное, надо увидеть реальность и себя в ней. Вот ты, Тили, что и как видишь? – Я вижу море и хочу туда! А что тут еще можно видеть? – Вот именно! Тебе этого слишком хочется. – Слишком очень хочется? Очень слишком? А тебе разве не хочется? – Да, но излишнее хотение напрягает реальность, и она начинает сопротивляться. – Ух ты, это я еще в школе проходила: действие рождает противодействие. И что же ты предлагаешь, перестать хотеть? Но как я это могу? – Часто бывает достаточно всего лишь опомниться и отдать себе отчет, каким образом ты напрягаешь реальность. Надо увидеть не только реальность, но и себя в ней. А ты себя не видишь. – Да как я ее напрягаю? Я в жизни много чего хотела, но никогда такого не было, чтобы меня прям на поводке держали. – Не забывай, мы в метареальности, а здесь, похоже, все гипертрофировано. – Ладно, вот я буду себе твердить: я не хочу, я не хочу. Но разве я от этого перестану хотеть? – Если отказаться от желания нельзя, тогда можно притвориться, обмануть реальность. – Притвориться? Это я могу, – Матильда на минуту задумалась, – А давай сделаем вот что: пойдем задом наперед. – Ах-ха-ха! Тили-Тили! Это настолько глупо, что может сработать. Ты умничка! – Да, это глупо, но попробовать стоит. Они поднялись на ноги и, хихикая, зашагали к морю вперед спиной. И тут случилось невероятное. Сопротивление среды прекратилось, и они уже двигались с обычной скоростью. – Фати! – воскликнула Матильда, – Сработало! Мы идем! – Да! Уже быстро-быстро! – Но как это вышло? Разве можно обмануть реальность? Ведь я не перестала хотеть! – Желание не только тормозит реальность, оно еще влечет за собой неправильные поступки. А если ты притворяешься и начинаешь действовать так, будто желания нет, реальность тебя отпускает. – Хелала, хелала, вот теперь я поняла! – Тише ты, Тили! Не спугни реальность. – Это еще кто кого здесь пугает! – Идем-идем, не оглядываемся. Так дива и жрица шли задом наперед, пока не наткнулись спиной на какую-то преграду. Удивленные, они повернулись и принялись ощупывать невидимую стену. С этой стороны лежала песчаная пустыня, а с той резко начиналась растительность, и до моря было уже рукой подать, но пройти невозможно. И тут они заметили, что отражаются в стене как в зеркале. Только силуэты отражений с той стороны казались едва различимыми, будто призрачными. Морской пейзаж тоже виделся неясно в колышущейся дымке. Но шум прибоя слышался довольно отчетливо и совсем рядом. – Фати, ну что за наказанье! Нас опять не пускают! – Я поняла, – сказала Итфат, – Это зеркало мира: с той стороны действительность, а с этой ее прототип – метареальность. – Выходит, мы оказались по ту сторону действительности? – Да, уже давно могли бы догадаться. – Но что это вообще за зеркало такое? – Я вспомнила, оно разграничивает два аспекта реальности: настоящий и мнимый. – Что значит мнимый? – Помнишь, мы это обсуждали: здесь кино, там жизнь. Здесь то, что было или могло бы быть, а там то, что есть. Здесь образ, там отражение. Сначала отснято, потом реализуется. Сейчас мы в кино. Со стороны образов. Зеркало, только наоборот, понимаешь? – Значит, мы тоже мнимые? – Нет, это мы с той стороны стали мнимыми. Видишь, как мы там отражаемся? Просто, наши образы и отражения поменялись местами. Мы из материальной действительности перескочили в пространство образов. – Но ведь здесь тоже все материальное! – возразила Матильда, – И меня гламроки собирались съесть как вполне материальную деву. Хотя, они меня почему-то синтетической обзывали... – А разве ты во сне не ощущаешь все как материальное? – Ну так то во сне! Там все лишь кажется. – Нет, не кажется. Посуди сама, может ли твой разум выдумать все те причуды, которые случаются в сновидении? А все те миры, где ты летаешь, когда видишь сон, думаешь, они лишь в твоей голове? – Ну, нет наверное. Не знаю. Не задумывалась. – Так вот, здесь ты и летаешь. Точнее, твое внимание летает здесь, в метареальности. Пространство образов и пространство сновидений – это одно и то же. – Но мы же не спим сейчас? – спросила Матильда, – Или спим? – К сожалению, это не сон, – ответила Итфат, – Здесь не только наше внимание, но и наши тела. Ты, кстати, сразу оказалась в своем теле? – Да уж, я это почувствовала, меня так связали, что все конечности затекли. – А я не сразу. Помнишь, я тебе рассказывала, сначала проходила сквозь стены, и лишь потом нашла своего манекена. – Вот бы нам сейчас протиснуться сквозь эту стену! А так, ни туда не пройти, ни из себя не выйти. – Да, нам надо как-то осуществить, либо то, либо другое. – Ух, Фати, я просто в шоке от всего этого. Что нам теперь делать? Продолжение следует расшифровкао.к : – Куда же мне девать свои мысли? Я же не могу ни о чем не думать и ничего не говорить! – Есть просто мысли, а есть установки. Мысленные установки оказывают влияние на реальность. – Какие такие установки? – Это когда выносишь вердикт, что реальность такая и такая. - и объяснять ничего не надо. А навыки общения с реальностью надо бы перенять у Итфат. (смотри первые рассылки).
Небо было все так же разделено на две полусферы. Одна половина была разлинована светящимися меридианами, а на другой наблюдалось колышущееся марево, - два полушария нашего мозга?
Я вижу море и хочу туда! А что тут еще можно видеть? – Вот именно! Тебе этого слишком хочется. – Слишком очень хочется? Очень слишком? А тебе разве не хочется? – Да, но излишнее хотение напрягает реальность, и она начинает сопротивляться. – Ух ты, это я еще в школе проходила: действие рождает противодействие. И что же ты предлагаешь, перестать хотеть? Но как я это могу? – Часто бывает достаточно всего лишь опомниться и отдать себе отчет, каким образом ты напрягаешь реальность. Надо увидеть не только реальность, но и себя в ней. А ты себя не видишь. – Да как я ее напрягаю? Я в жизни много чего хотела, но никогда такого не было, чтобы меня прям на поводке держали. – Не забывай, мы в метареальности, а здесь, похоже, все гипертрофировано. – Ладно, вот я буду себе твердить: я не хочу, я не хочу. Но разве я от этого перестану хотеть? – Если отказаться от желания нельзя, тогда можно притвориться, обмануть реальность. - я бы сказала, не притвориться, а отвлечься на что-то другое. – Желание не только тормозит реальность, оно еще влечет за собой неправильные поступки. А если ты притворяешься и начинаешь действовать так, будто желания нет, реальность тебя отпускает.- равновесные силы и т.д.
Они поднялись на ноги и, хихикая, зашагали к морю вперед спиной. И тут случилось невероятное. Сопротивление среды прекратилось, и они уже двигались с обычной скоростью.- аллюзия на "Алису в зазеркалье", оккультную хрень.
текст- Фати! - раздался голос Матильды. Это был не совсем ее голос, а словно его металлически-цифровая копия. Плоскости с проекциями обнявшейся пары тут же завибрировали и отозвались такими же металлическими отзвуками эха, но не протяжными, как бывает в горах, а короткими резкими импульсами: - Ти, -Ти, -Ти, -Ти. - Матильда! - откликнулся голос Итфат, и тоже раскатился отрывками эха: - Льда, -льда, -льда, -льда. - Фати, мы зависли! - вновь закричала Матильда. - Исли, -исли, -исли, -исли. - Ах-ха-ха-ха! - ни с того, ни с сего рассмеялась Итфат. - Ахаха, -ахаха, -ахаха, -ахаха - подхватило эхо. Картина повисших проекций, вместе с нереалистичными голосами, была настолько зловещей, что смех с ней едва ли вязался. Можно было подумать, жрица сошла с ума. - Фати, ты меня пугаешь! - крикнула Матильда - Аешь, -аешь, -аешь, -аешь. - Отклей нас! - отозвалась Итфат. - Лейнас, -лейнас, -лейнас, -лейнас, - почему она употребила такой термин, было тоже непонятно и странно. - Я не могу пошевелиться! - Иться, -иться, -иться, -иться. - Весело! - Есело, -есело, -есело, -есело, - продолжала в том же духе Итфат, - Вспомни про бантик! - Нтик, -нтик, -нтик, -нтик. На последних отзвуках эха, проекции вдруг схлопнулись вместе, и дива со жрицей свалились на пол, уже в своем первозданном виде. - Прямо жуть! Жуть прямо! - воскликнула Матильда, поднимаясь на ноги. - Есело, -есело, -есело, -есело, - Итфат задергалась, как в брейк-дансе, затем внезапно смолкла и застыла, подобно манекену. Матильда, потеряв дар речи, уставилась на нее. Но жрица вдруг отмерла, взглянула на испуганную диву, и рассмеялась. - Фати, прекрати меня пугать! - закричала Матильда, - Нашла время шутить шутки! Мы едва живы остались! - У-ля-ля! - Итфат встряхнула головой, поморгала, попрыгала, словно проверяя, все ли на месте. - Ладно-ладно, Тили! - она потрогала уже готовую обидеться диву, - Главное, мы это снова мы, и мы вместе! - Как ты можешь еще веселиться? - негодовала Матильда, - У нас ничего не получилось, и мы чуть не застряли где-то. А если бы мы застряли навсегда? Неужели тебе не было страшно? - Наоборот, если становится очень страшно, пусть лучше будет очень весело. - Фати, ты меня удивляешь. У тебя проявляются качества, о которых я не знаю. - Я и сама о них не знаю, - сказала Итфат, - Я себя забыла, а теперь вспоминаю. - Как это, ты себя забыла? - Во мне что-то есть. Есть что-то, чего я не знаю, но чувствую. - Чувствуешь то, чего не знаешь! Шикарное чувство. Мне бы так. Вот я, о себе все знаю. - Ты не права. Не знаешь. Никто не может все о себе знать. - Хела! Фати, ты иногда выдаешь такие мысли, от которых в жар бросает. - А что я такого сказала? - Вот ты сказала, а мне теперь думай, чего я о себе не знаю. - Я ведь тоже от себя такого не ожидала, что рассмеюсь вместо того чтобы испугаться. Так вышло, сначала спонтанно, а потом намеренно, - сказала Итфат. - Как это, сначала спонтанно, а потом намеренно? - спросила Матильда. - Это когда подчиняешься первому порыву, который идет откуда-то из глубины твоего Я, минуя мыслительный центр. - Минуя, говоришь, мыслительный центр? - Когда что-то идет из тебя, как безмолвное повеление, без слов и объяснений. И когда не успеваешь сообразить, что это и почему, а просто повинуешься. И лишь потом понимаешь, что повеление было верным. - Интересно. У меня тоже бывает нечто подобное, - сказала Матильда. - Ты тоже следуешь первому повелению? - спросила Итфат. - Да, иногда. - Вот и я, сначала последовала, а потом поняла, что повеление подсказывает мне способ выйти из оцепенения. А заодно и тебе напомнить про бантик, чтобы ты нас вернула обратно так же, как мы там оказались, уж не знаю где это там. - Выходит, ты спектакль здесь разыграла? - удивилась Матильда. - Ага-ага, - сказала Итфат, - Что такое спектакль? - Кино, которое играют, но не снимают. - Почему-почему не снимают? - Чтобы было как в жизни, по-настоящему. - А кино разве не настоящее? - Ну, кино это как бы копия спектакля. - А спектакль, это копия жизни? - Да, в некотором роде. Фати, ты опять что-то пытаешься вспомнить? - Странно, получается цепочка: жизнь, спектакль, кино, - сказала Итфат, - А я припоминаю, меня учили, что все наоборот: сначала создается замысел, потом по замыслу крутится действо, а потом уже действо воплощается в жизнь. Все наоборот! - Какой замысел, кем создается? - спросила Матильда. - Помнишь, о чем мы говорили: что было, что есть, и что могло бы быть - это все кино. Сначала отснято, потом происходит. - А! Модели-не-модели. - Кино - это модель, а жизнь, то есть реальность - это воплощение модели. Мы сейчас находимся в кино. - В модели реальности? - Да, или в метареальности, по словам Преддверия. - И нам надо выбраться в реальность, в жизнь. - Верно. - Но как? - Пока не знаю, - сказала Итфат, - Интуитивно чувствую, что требуется каким-то образом пройти обратную цепочку: кино, спектакль, жизнь. - Звучит слишком абстрактно, - сказала Матильда, - Нам бы что-нибудь конкретное предпринять. - Но видишь, Тили, идея перемещения по страницам реальности не сработала. - Да, почему-то одним лишь усилием воли не получается, даже в мегалите. Надо что-то другое. Что-то другое надо. - А о чем тебе говорит твое первое повеление? - Есть один вариант, который мы еще не испробовали. Они переглянулись. - Я угадала? - спросила Итфат. Продолжение следует.
расшифровкао.к : - Фати! - раздался голос Матильды. Это был не совсем ее голос, а словно его металлически-цифровая копия. Плоскости с проекциями обнявшейся пары тут же завибрировали- наша голографическая матрица.
- Наоборот, если становится очень страшно, пусть лучше будет очень весело. - инверсия реальности.
А я припоминаю, меня учили, что все наоборот: сначала создается замысел, потом по замыслу крутится действо, а потом уже действо воплощается в жизнь.- захотели чего-то/ или не захотели (замысел)->прокрутили в мозгах (да еще в фоновом режиме) ->получили, что хотели /или не хотели.
текст– Ну вот, мы и покормилися, – сказала Матильда, – Славно. Еще чего-нибудь хочешь, Фати? – Нет, все было очень вкусно, – ответила Итфат, – Никогда такого не ела. Что бы я без тебя делала? – А я тут одна без тебя вообще бы свихнулась. Я уже была на грани. – Давай, что ли, уберем эти столики. А стол и стулья пусть остаются. – Давай, – Матильда поочередно коснулась краев сегментов, и те задвинулись в цилиндр вместе с содержимым, – Классный автомат. Теперь не пропадем. Они еще некоторое время непринужденно болтали, будто сидели в кафе, а вовсе не в запределье времени и пространства, в котором оказались неведомо как. – Фати, расскажи, из какой ты страны? – спросила Матильда. – Из страны богов, – ответила Итфат. – И что вы делаете со своими богами? – Славим их. – А они что делают? – Правят. – Понятно. – А ты, из какой страны? – спросила Итфат. – Я? О, из страны дураков, – ответила Матильда. – И что вы с ними делаете? – Мы? У нас нет разделения на «дураков» и «нас». – Так вы там все дураки, что ли? – Конечно! – А мы еще только стремимся приблизиться к нашим богам. – У нас наоборот, одни дураки кричат другим: «Пошли вон, дураки!» А другие им отвечают: «Нет, это вы пошли вон!» – Правда, что ли? – спросила Итфат. – Да ладно, я пошутила, – ответила Матильда, – Из какой я страны... Как бы тебе объяснить. Ну, например, из страны грибов. – И что вы с ними делаете? – Собираем. Потом варим, жарим, сушим, маринуем. Потом едим. – А еще что делаете? – Еще пляшем, поем. Так и живем. – Странные вы. – Просто, когда есть много о чем рассказать, не знаешь что сказать. Они недолго помолчали, думая о своем. – Фати, ты скучаешь по дому? – спросила Матильда. – Да, – с грустью ответила Итфат, – А ты? – Я тоже. Ты веришь, что мы сможем вернуться? – Думаю да. Должен же быть какой-то выход. – А меня знаешь, что беспокоит, – сказала Матильда, – если ты вернешься к себе, а я к себе, ведь мы тогда уже не будем вместе. – Да, получается, мы можем быть либо дома, либо вместе, – сказала Итфат. – Но я уже не представляю, как смогу с тобой расстаться. – И я тоже. – А ты не хотела бы к нам? У нас неплохо. – Не знаю. А ты к нам? – Тоже не знаю. Я только знаю, что не хочу быть без тебя. – Тогда нам нужно для себя решить, что лучше: быть вместе, или быть дома, – рассудила Итфат. – Вот не люблю я такие дилеммы! – воскликнула Матильда, – Вот почему всегда надо выбирать то или другое, а не все? – Тили-Тили, нам пока даже нечего выбирать. – Просто, я ненавижу положения, которые вынуждают! – Как вынуждают? – Вынуждают и принуждают и заставляют! Это как принуждение есть молочный суп. Меня в детстве заставляли его есть. А я ненавижу молочный суп! Почему я должна его есть? Или вот когда люди любят, или нужны друг другу, или хотят быть вместе, почему они должны расставаться? Не может быть никаких причин, чтобы расставаться! А у нас знаешь, какие драмы разыгрываются на этой почве? Уж они так любят, так не могут друг без друга, так страдают, но вот, обстоятельства вынуждают, и они расстаются. И тогда такая трагедия! А я в подобных случаях, всегда себя спрашиваю: ну какого черта, ну не хотите вы расставаться, ну так плюньте на все и не расставайтесь! Потому что все это – молочный суп! Потому что вы вовсе не обязаны давиться молочным супом! – Тили-Тили! Успокойся. Ну что ты так разошлась? – Итфат провела рукой по ее всклоченной головке, поправила ей бантик, и в тот же момент все внутреннее пространство мегалита заполнилось объемным изображением наподобие голограммы. В воздухе висели, сменяя друг друга, прозрачные картины: детская площадка, детки играют, воспитательница их зовет, они собираются в стайку, топают дружненько в садик, раздеваются в шкафчики, заходят в зал, рассаживаются у столиков, накрытых к обеду. За одним столиком сидит девочка с розовым бантиком на макушке и возит ложкой в тарелке. – Опять вареное молоко! Какая противная пенка! Я не хочу-у-у! – Девочка Матильдочка молча кушает супчик и не капризничает, – говорит ей воспитательница. – А я не капризничаю, я просто не хочу! – Если девочка будет кушать молочный супчик, вырастет большой и красивой. А если не будет... – А я и так большая и красивая, вот! – Ты должна все съесть, иначе не получишь сладкого. – А я обойдусь и без сла-а-а-дкого-о-о! – Смотри, все дети кушают, а ты что, особенная? – Да, я особенная! – Ну-ка ешь сейчас же, или пойдешь в угол! Девочка перестала возить ложкой в тарелке, повернулась и посмотрела на свою воспитательницу. Было видно, что она как-то вся преобразилась, будто проснулась. Детским голосом, но по-взрослому спокойным тоном, она сказала: – Вы мной манипулируете. Вы не имеете права меня заставлять. А я не обязана есть, если не хочу. Воспитательница так и обомлела. Простояв полминуты с раскрытым ртом, она, наконец, тоже будто очнулась: – Маленькая девочка не может так разговаривать! Ты откуда такие слова знаешь? Тебя кто научил? Мне придется поговорить с твоей мамой! – в полном замешательстве, или скорее в панике, воспитательница кинулась прочь из столовой. – А сейчас я позову заведующую! – крикнула она за дверью. Картинка постепенно растаяла в воздухе. Итфат и Матильда на все это смотрели как завороженные. Дива пришла в себя первой: – Фати, ведь это была я! Это мои воспоминания! – Я так и поняла, – отозвалась жрица. – Это потрясающе! Словно кино, нет, словно видео из прошлого! – Что такое кино и видео? – Примерно то, на что мы сейчас смотрели, живые картинки. Картинки того что было или могло бы быть. – Что было или могло бы быть? – переспросила Итфат. – Ну да. Например, видео – это когда отсняли, ну, запечатлели на камеру то, что реально происходило. А кино – это когда изобразили, ну, имитировали то, что могло бы происходить, и отсняли. А потом это отснятое показывают и смотрят. А почему ты спрашиваешь? – Так, припомнила, что-то знакомое, чему меня учили. – Что именно, Фати? Давай выкладывай, здесь все важно! – Меня учили: что было, что есть, и что могло бы быть – это все одно и то же. – В каком смысле? – Это все вещи одного порядка. – Фати, ты как-то сложно изъясняешься. Я не понимаю. – Если выражаться твоим языком, тогда то, что было, что есть, и что могло бы быть – это все кино. Потому что это все изначально отснято. Сначала отснято, а лишь потом происходит или может происходить. – Как это сначала отснято? Кем? – изумилась Матильда. – Не знаю. Не могу все припомнить. Знаю только, что вот эти вещи – что было, что есть, и что могло бы быть – все это существует одновременно. – Как это одновременно? Что ты такое говоришь? – Представь, существует модель, и существует реализация этой модели – реальность. То, что было и могло бы быть – модели прошлого или будущего. А то, что есть – это реальность. Модели и их воплощения могут существовать одновременно. – Хела! Никогда не задумывалась над такими вопросами, – сказала Матильда, – Но все равно, непонятно. – Помнишь, я тебе говорила о моем невидимом собеседнике, Преддверии Времени? – И что? – Так вот, Преддверие сказало, что этот мир – метареальность, прототип реальности. А эти серые люди – не люди, а манекены, модели людей. – Модели-не-модели, а меня реально чуть не съели! – Тили, я здесь тоже реально видела своего манекена, и обрела свое тело только когда вошла в него! – Все, у меня уже голова кругом идет! – воскликнула Матильда, – Лучше ответь, что из всего этого следует? Как нам использовать эту модель-не-модель? – Тили, прости, я опять вынуждена повторить, что ничего толком не помню. – Эх, Итфат, жрица-жрица, ты одна сплошная загадка, а я одно сплошное недоразумение! И что нам с нами, с такими, делать? – Матильда, скажи мне, ты видишь реальность? – спросила Итфат. – Что ты имеешь в виду? – Та девочка, вернее ты, когда была еще девочкой, рассуждала так, будто видела суть вещей, суть происходящего. В моей стране видящие реальность считаются просветленными. – И что это им дает? – Видящие освобождаются от череды событий. – Как это? – Обстоятельства перестают над ними властвовать. Как-то так. – А обычные люди? – Обычные не видят реальность. Они просто живут в ней. – Как рыбки в аквариуме? – Да, как рыбки. Просто живут, как живется, и все. – Хелала! Я начинаю кое-что понимать! – обрадовалась Матильда, – Точнее, пока не понимать, а чувствовать какое-то понимание. – Да, «чувствовать понимание», это именно то, что со мной сейчас происходит. – Но чувствовать мало. Нам надо понять. Вот когда ты вспомнишь, тогда мы поймем! – Вот и помоги мне. Скажи. Здесь – что ты видела, как ты видела эту реальность? – Ага, что-то такое было! Когда меня «вели на заклание», я отчетливо осознала, что со мной такого не может происходить, что это не моя реальность! – И что дальше? – Я ощутила себя отдельной от этой реальности, как будто я в книгу или в кино попала. – И потом? – Потом я твердо для себя решила, что со мной все будет хорошо. Не знаю как, но будет хорошо, и все тут. Абсолютно твердо решила. И после этого я увидела, как от неба до земли промелькнула косая черная полоса, будто страница книги перевернулась. И там, на следующей странице, все действительно окончилось благополучно. – Знаешь что, – сказала Итфат, – давай испытаем, сможет ли этот мегалит перемещать нас по страницам реальности. Если твои воспоминания вызвали картинку прошлого, тогда что будет, если ты задумаешь свое настоящее? – Боюсь, еще одна картинка, – сказала Матильда, – но надо попробовать. – Используй то ощущение, за спиной. И задумывай не просто картинку саму по себе, а нас внутри нее. Как будто мы в твоем кино. – Тогда давай обнимемся, чтобы не разлететься в разные стороны. Я не хочу тебя потерять. Дива и жрица обнялись, постояли некоторое время молча, затем Матильда что-то пробормотала, и тут произошло нечто такое, чего они никак не могли предвидеть. Их фигуры сначала расплющило в горизонтальную плоскость, затем в вертикальную, потом вся эта двумерная проекция наклонилась и распалась на ряд плоскостей-фрагментов, которые повисли в воздухе. В каждом из фрагментов были запечатаны плоские силуэты обнявшейся пары. Все трансформации сопровождались металлическим жужжанием, после чего наступила мертвая тишина. Продолжение следует. попытка расшифровкиo.k. : – Меня учили: что было, что есть, и что могло бы быть – это все одно и то же. – В каком смысле? – Это все вещи одного порядка.- Айк говорит, что наша матрица - как кино. Прошлое, настоящее, будущее - все как на ДВД диске, существует одновременно.
Матильда, скажи мне, ты видишь реальность?... Та девочка, вернее ты, когда была еще девочкой, рассуждала так, будто видела суть вещей, суть происходящего...– Видящие освобождаются от череды событий. – Как это? – Обстоятельства перестают над ними властвовать. Как-то так. – А обычные люди? – Обычные не видят реальность. Они просто живут в ней. – Как рыбки в аквариуме? – Да, как рыбки. Просто живут, как живется, и все. - Все хорошо, но попахивает "избранностью". Вот дай рецепт, как увидеть реальность, настоящий, работающий рецепт, вот тогда и можно говорить о "сути вещей".
– что ты видела, как ты видела эту реальность? – Ага, что-то такое было! Когда меня «вели на заклание», я отчетливо осознала, что со мной такого не может происходить, что это не моя реальность! – И что дальше? – Я ощутила себя отдельной от этой реальности, как будто я в книгу или в кино попала. – И потом? – Потом я твердо для себя решила, что со мной все будет хорошо. Не знаю как, но будет хорошо, и все тут. Абсолютно твердо решила.
- все очень здорово, но чтобы вот так "абсолютно твердо решить" что-то, надо умение, знание, иначе - это простая случайность.
Их фигуры сначала расплющило в горизонтальную плоскость, затем в вертикальную, потом вся эта двумерная проекция наклонилась и распалась на ряд плоскостей-фрагментов, которые повисли в воздухе. В каждом из фрагментов были запечатаны плоские силуэты обнявшейся пары- наша голографическая реальность. Если голограмму разрезать на кусочки, то каждый кусочек будет уменьшенной копией целой голограммы.
Опа! У Чарли сегодня день рождения, однако. Как же я его до сих пор не поздравила ( и как же он продержался весь день без моего поздравления? ) Поздравляю, Чарли, желаю главных ролей и бебика ( пора уже передавать свои гены, пора).